Идущие в ночь - Страница 98

К оглавлению

98

— А что нам было делать? — не выдержала я.

— Не перебивать старших, — отрезал Лю.

Я заткнулась, потому что его слова прозвучали на редкость двусмысленно. То ли старик подразумевал, чтобы я не лезла с вопросами поперёк его воркотни, то ли имел в виду, что не нужно было затевать драку с представителями Старшей расы. Так ведь, во-первых, это не мы начали, а сами хоринги. А, во-вторых, мы же вроде не всех перебили…

— Идите сюда оба, ты и анхайр, — велел чародей, и в глазах его вспыхнул хищный огонёк, как у деревенского зубодёра. — Посмотрим, что у вас после вчерашнего в душах творится. До следующего пересвета надо там полный порядок навести.

— Но… — робко начала я.

— Ты хочешь помнить время зверя, или как? — брюзгливо осведомился старикашка Лю.

Эх, Тьма! Трудно спорить с чародеем.

Я послушно шагнула вперёд.

Глава восемнадцатая
Меар, день девятый

Каждый новый пересвет выворачивал наизнанку и меня, и моё понятие о мире.

Мир рушился. Точнее, рушилось моё представление о нём. А мир даже не менялся — он оставался прежним, просто я узнавал о нём больше, с каждым днём всё больше. Причём за последние девять дней я узнал о мире столько, сколько не узнал за всю предшествующую жизнь.

Я точно знал, что в конце прошлого синего дня я умер. Я, Моран. Наполовину человек, наполовину оборотень. Откуда-то я знал, что уходил во Тьму, и ушёл бы навсегда, с воспоминанием о пробитом хорингской стрелой горле. Но у меня на пути встал вулх, и не пустил. Причём, вулх был не один, с ним рядом смутно вспоминалась женская фигура, подёрнутая голубоватым мерцанием. И я, Моран, тоже уходил не один, со мной уходила погибшая карса.

Нас не пустили. Меня и карсу. Не пустили Тури и вулх.

Значит, из Тьмы можно вернуться? Вот ни за что бы не подумал. Впрочем, мои не то воспоминания, не то обрывки бреда, могут оказаться чистыми домыслами, ибо я мало что помню из последнего красного дня. Куда меньше, чем из предпоследнего. Вулха я не помню вовсе; зато остаётся стойкое впечатление, что некоторое время я провёл в теле карсы. И кроме того, добытая мной косуля помнится мне неправильно. Кажется, я держал её лапами, когда убивал. Крепко. Так, что она не могла вырваться. И ещё я иначе видел. Кажется. Тьма, происходило это или не происходило на самом деле? Сплошные догадки, джерхова сыть!

Бред. Лучше пусть это всё будет бредом. Тем более, что одинокая Неспящая башня посреди степи со здоровенным красным, словно морковка, мужичищем у колоколов ничем, кроме бреда быть не может. Красный мужик с крылышками на одинокой Неспящей башне — каково, а?

Если меня лечили после ранения, то скорее всего посредством веселящих грибов. Пробовал я их как-то. Очень похоже… Только тогда была не косуля. М-да. Ладно, не буду вспоминать, и так хреново.

Когда я открыл глаза, знакомый и успокаивающий свет утреннего Меара ласкал моё обнажённое тело. Пересвет я пропустил. И с Тури снова не увиделся… а жаль. Зато настырный пенёк оказался тут как тут. Вытаращился на меня своими похожими на две смородины гляделками и нагло осведомился:

— Ты кто?

— Джерх в балахоне! — огрызнулся я. — Лучше бы сказал «Доброе утро»…

— Доброе утро, — послушно поздоровался Корняга.

«Не кипи, Моран, — сказал я себе как мог мягко и вкрадчиво. — Если бы пень сразу сказал тебе „Доброе утро“, ты решил бы, что он издевается. И…»

Что «и» я придумывать не стал, но точно знаю, что Корняге это не понравилось бы.

— Я должен немедленно сообщить тебе нечто важное, — Корняга даже стал выше росточком и растопырил руки-корешки, словно глашатай перед объявлением казни.

— Важное? — усомнился я. — Ты всего-навсего деревяшка. Что ты можешь знать важного, да ещё интересного мне?

Я действительно считал его никчёмной пустоголовой… гм! деревяшкой. Кстати, на самом деле интересно — что у него в голове? Некая чернота в дупле под глазами у Корняги наблюдалась, и мясо туда летело, как в прорву. Хорошее деревце, Смутные дни!

— Госпожа Тури передала кое-что для своего спутника! То есть, для тебя. И если бы не я…

— Понял, — оборвал я разглагольствования Корняги. — Что она передала?

Пень надулся и с невыносимо важным видом начал:

— На пути к У-Наринне мы непременно должны разбудить пять стихий: воду, огонь, землю, воздух и железо. Если мы не пройдём все пять вех, то стражи Каменного леса нас не признают и не пропустят. Я знаю от хоринга, что воздух Одинец разбудил ещё в Запретном городе. Веху воды мы тоже уже миновали. Осталось три стихии: земля, железо и огонь.

Пень умолк и вопросительно уставился на меня, словно ожидал, что я запущу в него сапогом. Но я не запустил. Я просто надел сапог. А в курткоштаны я облачился во время его трепотни.

— Это всё? — на всякий случай уточнил я.

— Почти. Ещё госпожа велела передать, что очень вас любит, и просит, чтоб со мной обращались получше, кормили вовремя…

— Пень, — сказал я с выражением. — Не свисти. Живо у меня… стихию огня разбудишь, понял?

Корняга умолк, как таракан под каблуком. Боится, деревяшка! А раз так — значит, и уважать будет.

Поверх двумеха обнаружился холодный окорок, завёрнутый в увядший лист поники — видать, от вчерашней косули. Очень, надо сказать, кстати, потому что есть мне хотелось просто зверски. Как вулху. Или даже сильнее. И я приналёг на мясо, закусывая пряными корешками (пробовал их не раз, а названия до сих пор не знаю). Пень с завистью глядел на меня, и я сжалился, поделился. Всё-таки весть передал, хоть и наврать норовил с три короба.

98