Клинок я с сожалением всадил в ножны и завернул в пахнущую гарью шкуру, спасительницу Корняги. С сожалением, потому что знал: вскоре ножны вновь окажутся пустыми. До той поры, пока мне опять не понадобится меч. Но найду я его не обязательно в ножнах. Я, или Тури, моя храбрая рыжая спутница. Рыжая и синим днём, и красным.
Я бы полжизни отдал за то, чтобы встретиться с тобой, Тури, не на несколько минут, а хотя бы на несколько кругов.
Потому что вдруг понял: посреди своего одиночества я много раз мечтал именно о тебе. А встретив, выяснил, что быть вместе нам не суждено. Если бы не приближение Смутных дней, я даже не узнал бы, как ты выглядишь.
Но, может быть, со мной останется хотя бы карса. Всё ж лучше, чем вовсе никого.
Я вздохнул и отогнал посторонние мысли. Хватит, Одинец! Вот доберётесь до У-Наринны, получишь память, осядешь где-нибудь в Лиспенсе снова, или ещё где, тогда и станешь сопли распускать. А сейчас займись-ка лучше пленником, потому что в пути он тебе только обуза. Выйдет ли из него какой толк?
Я стащил его, как куль с мукой, с седла и швырнул в траву. Вампир коротко ойкнул.
— Ну, отродье? — спросил я с нажимом. — Что мне с тобой делать?
Вампир взглянул на меня; его выпуклые, совершенно нечеловеческие глаза пугали. Я тоже вздрогнул. Вот, Тьма! Какая бездна породила вас, кровососы?
— Зачем вы пытались украсть меч, а, уродина? Кто вас послал? Отвечай, джерхова сыть, не то вспорю брюхо и заставлю свою же кровь пить!
Вампир неловко дёрнулся и произнёс всего одно слово:
— С-седракс-с…
Я вздрогнул. Седракс! Где-то я уже слышал это. Седракс… Это имя, кажется. Но где я его слышал?
Точно — уже на пути к У-Наринне. В Запретном городе от несчастного раба? Нет. А, наверное от хорингов на перевале! Точно. Иланд тогда сказал что-то вроде: «Откуда у Седракса вещи работы хорингов?» Или это был не Иланд, а второй? Как бишь его… Ви… Винер. Или Винор. Хотя, какая теперь разница?
Я напрягся, вспоминая, но больше ничего не отозвалось у меня в памяти. Только то, что тогда меня приняли за посланца Седракса и попытались убить.
Теперь меня пытались убить настоящие посланцы Седракса. Ну, может, не убить, а утащить у меня меч.
Я задумался. Так-так. По всему выходит, что Седракс, как и Лю-чародей, стремится в У-Наринну. Теперь понятно возмущение Лю, когда я мельком задумался — а нам вообще нужен ли меч?
Нужен. Если за него уже началась мелкая драка — нужен. И то, что драка мелкая, ни в коем случае не должно усыплять мою бдительность: важные поступки и события всегда стараются замаскировать под малозначащие и пустячные. Знаем, сталкивались.
Я снова встряхнул вампира, но в ближайшее время сумел ещё дважды вытряхнуть из него слово «Седракс» и больше ничего. Тогда я подумал, развязал его, и основательно наподдал сапогом под зад.
— Проваливай, тварь. Я не стану тебя убивать — вулх падалью не питается. А хозяину своему передай: и его черёд настанет.
Вампир поспешно разбежался, расправил крылья и попытался взлететь, но не смог. Наверное, крылья затекли от неподвижности. Так он и скрылся из виду, бегом, направляясь в сторону равнины зонтичных деревьев.
Я вернулся к спутникам. Корняга всё мок в ручье; карса, опустив голову на лапы и закрыв глаза, замерла у воды.
— Эй, пень! — позвал я. — Ты как? Жить будешь?
— Буду, — жалобно отозвался Корняга. — Вот, отмокну — авось, кора новая нарастёт.
— Есть хочешь? — спросил я.
Корняга немедленно оживился:
— Да! Это поможет мне выздороветь.
Я развёл руками:
— А есть-то нечего.
Корняга сник. М-да. Издевательски у меня получилось…
— Ладно, — я извлёк арбалет. — Побудьте тут. Чуть что — ори. Усёк?
— Усёк!
Я спустился ниже по течению ручья, нашёл подходящую промоину и затаился. Не может же быть, чтоб в ручье не водилась рыба?
Рыба водилась — не то форель, не то куспица. Нечто среднее. Первую я подбил довольно быстро, но одной рыбины на всех было мало. Пришлось караулить дальше.
В общем, рыбалка заняла у меня довольно много времени. Когда я вернулся с увесистым куканом, на который было насажено полтора десятка рыбин, Меар уже изрядно склонился к горизонту. И я вдруг почувствовал, что порядком устал и порядком проголодался. Наверное, не буду я никуда дёргаться до самого пересвета. Карса превратится в Тури, её раны и усталость пройдут, да и моя лапа болеть перестанет, зараза.
Едва я развёл костёр, Корняга выполз из реки и устроился поодаль, не слишком приближаясь к пламени.
— Рыбу любишь? — спросил я на всякий случай.
— Конечно! — ответил Корняга. — Особливо жареную.
— Жареной не обещаю, — хмыкнул я, — а печёная будет!
Карса тоже оживилась и подобралась поближе, выражая всем своим видом живейший интерес.
— Может, ты сырую любишь? — обратился я к ней.
Карса утробно заурчала. Тогда я бросил ей самую мелкую рыбёшку, лишь чуть-чуть превышающую по длине мою ладонь. Рыбёшка была слопана за несколько мгновений, а спутница моя снова уставилась на меня. Весьма требовательно.
— Ах, ты, киса! — я потрепал её по загривку. — Ешь! Заслужила.
Я скормил ей чуть не половину улова. Остальных рыб посолил и натёр пряностями, обмазал глиной, и закопал в жар.
Насытившись, я откинулся на тёплую землю. Корняга, сожравший целых три форели (или куспицы), тоже подобрел и обрёл благодушное настроение. Тури отведала и печёной рыбы, но её, кажется, не слишком вдохновили приправы.
А потом я вдруг подумал, что отпущенный вампир может навести на меня Седракса и его свору. Надо бы всё же убраться с этого места подобру-поздорову. Предчувствиям следует доверять.