Костяное кольцо, к которому были привязаны восемь крепких шнурков с грузиками-камешками на концах, удобно легло в ладонь. Арбалет я пока бросил.
Судя по всему, у карсы дела пошли великолепно, она даже не шипела, противник же её верещал, как пойманный заяц. Что с Корнягой, я разобраться не успел, некогда было.
Ыплыкитет раскрутился, словно диковинный паук, и, хаотично рыская из стороны в сторону, прянул к вампиру. Тот бестолково дёрнулся направо-налево, но потерял драгоценные секунды, и кольцо коснулось его, а грузики на шнурках вмиг оплели-спеленали, будто младенца. Вампир, не в силах пошевелить ни руками, ни ногами, неловко рухнул на траву. К моему удивлению, он молчал.
Со вторым карса уже разделалась. Острый запах свежей крови опьянил даже меня. На то, что осталось от вампира, у меня не возникло желания смотреть.
А вот пню пришлось туго. Проворный, как ласка, противник быстро стряхнул с себя Корнягу, отпрыгнул на шаг, и метнул прямо в переплетение сучков-корешков огненный шарик. И сейчас Корняга горел, как полено в костре, вопя при этом на всю округу.
Ругаясь, как настоящий рив, я склонился над двумехом, выгребая оттуда содержимое. Вот и фляга; вышибив деревянную пробку, я опрокинул её над несчастным Корнягой. Вода полилась из горлышка, огонь зашипел, и несколько клубов едкого дыма пыхнули от пенька во все стороны. Тряся флягу, как погремушку, я заставлял воду рассыпаться в мелкий дождь. Но вскоре вода иссякла. Тогда я схватил шкуру, в которую были завёрнуты ножны Опережающего, и с размаху набросил её на Корнягу. Потом навалился сверху и принялся колотить-хлопать по шкуре руками, надеясь сбить пламя.
Слава динне-хранительнице, мне это удалось, и достаточно быстро. Корняга перестал вопить беспрерывно, появились паузы и осмысленные проклятия вместо ничего не значащего крика чистой боли. Гляди-ка: деревяшка-деревяшкой, а чувствительный!
«Станешь чувствительным — в пламени-то!» — возразил я сам себе и боль в обожжённой ладони немедленно проснулась. Как всегда, в горячке я о боли позабыл, но стоило справиться с главными неприятностями, как она тут же напоминала о себе.
Так. Что вампир? Вампир удирал, смешно задирая голенастые ноги. Видно, понял, что добыча не по зубам. Ну и ладно. Тогда поглядим, что там с пленным. И что, собственно, теперь с ним делать.
Я прошёл мимо разбросанных вещей и припасов, мимо наполовину опустошённого в поисках фляги двумеха, мимо оружейной сумки; споткнулся о скрытые в траве ножны. Ладно, сейчас гляну, как это отродье, свяжу покрепче и всё-всё подберу.
Карса, недобро и хищно щурясь, слонялась около еле живого от страха пленника. Её длинный хвост нервно хлестал рыжие бока. Как-то сразу отпали сомнения относительно чувств, которые милая Тури испытывала к пойманному вампиру.
Я уже почти связал его, когда тревожное ржание Ветра заставило меня обернуться.
Крылатая тень скользнула к самой земле, подобрала из травы что-то продолговатое, и косо скользнула прочь, медленно-медленно набирая против ветра высоту. Будто детский воздушный змей.
Вот джерховы создания! Никак не угомонятся! Нет, нужно убираться из-под дерева подобру-поздорову, и остальные обходить подальше. Ну их, этих кровососов. Навалятся кучей, и одолеют, пожалуй. Сколько их там, в ветвях? Сотня? Не знаю и знать не хочу.
Я споро собрал в двумех всё, что недавно вытряхнул, посадил ошалевшего и чёрного от сажи Корнягу в седло, перевалил связанного по-новому пленника, прихватив его ремешками, и хлопнул Ветра по лоснящемуся крупу.
И только потом сообразил, что не вижу более валяющихся в траве ножен.
Я медленно выпрямился и поглядел вослед летящему вампиру. Даже на таком расстоянии я разглядел то продолговатое, которое вор прижимал к груди.
Вот так. Как же теперь без Опережающего-то?
Я растерянно поглядел на карсу. Она — на меня. И в тот же миг я понял, что на меня смотрит не карса, а Тури. Не зверь, но человек в теле зверя.
«Что делать?»
«Догонять!»
«Как?»
«Быстро!»
Карса возмущённо фыркнула, словно удивлялась — как я не понимаю таких простых вещей. А потом развернулась и мягкими стелющимися прыжками помчалась вослед вампиру.
«Клянусь чем угодно — летают эти твари тоже благодаря магии. Я ещё могу понять, что прыгнув с немыслимой высоты, они в состоянии приземлиться целыми и невредимыми, но как им удаётся взлететь на такую же высоту — не понимаю. Невозможно это. Белки-летяги, во всяком случае, этого не умеют.»
Я догнал Ветра, отбежавшего совсем недалеко, с ходу вскочил в седло и пустил коня отчаянным галопом. Вампир успел превратиться в маленький тёмный крестик на фоне светлого меарского неба. Тянул он к соседнему дереву, такому же чудовищному зонтику посреди бескрайней степи.
Я видел: летун приблизился к плоской кроне и сразу затерялся среди ветвей. Сумеем ли мы его там настичь? Наверху, в его родной стихии? Если да — то как именно. И ещё задумался — так ли уж необходим нам с Тури этот меч?
Ответ пришёл тут же, подобно падающей из тяжёлых дождевых туч первой капле, предвестнице неистового ливня. Он был прост, как устройство арбалета, и столь же недвусмысленен.
В У-Наринне нам нечего делать без Опережающего. Там необычайно важна будет сильная магия, а наш необычный меч — такая сила, что и представить не получается. И это при том, что я последние дни стал чувствовать магию куда отчётливее, чем раньше.
Я даже ощутил смутный гнев Лю, посылаемый мне откуда-то издалека. Да как я вообще посмел подумать, что меч нам не нужен?