Идущие в ночь - Страница 62

В руках у меня были магические курткоштаны, наша с Тури походная одежда. Это кстати, не люблю оставаться голым. Мужчина, насупившись, глядел, как я одеваюсь. Потом — как я обуваюсь. Потом — как вооружаюсь.

— Всё? — наконец осведомился он.

— Всё.

Вопросы задавать мне совершенно не хотелось.

— Здравствуй, Моран.

— Здравствуй и ты… не знаю, как тебя называть.

— Называй Самиром.

Вот, значит, кто ты такой! Самир, искуснейший лекарь, чьё искусство не поддавалось ни осмыслению, ни огласке — Самир был в мире неизвестен. Считанные люди знали, что он существует. Ещё меньше знали его в лицо.

Унди Мышатник говорил мне, что это единственный человек, который умел лечить оборотней. И лечил. Неудивительно, что он предпочитал сохранять безвестность при таком-то таланте. Другие люди его бы не поняли.

Только теперь я сообразил, что не чувствую ни малейшего недомогания. Боли в груди и позвоночнике исчезли без следа. Я был здоров как… как оборотень. Вот.

— Ты меня лечил?

— Да.

— Спасибо, мастер Самир.

— Не благодари, Моран. Я всегда помогал анхайрам. Так же, как и мадхетам.

Отчего-то я не удержался от вопроса:

— Разве это не одно и то же?

— Нет. Ты — анхайр. Человек-вулх, дитя синего солнца. А твой спутник — мадхет.

Карса! Он знал о ней. Впрочем, чему удивляться? Значит, вот она — разница между двумя знакомыми с детства словами. Я всегда думал, что разницы нет. Анхайры — оборотни Меара. Мадхеты — оборотни Четтана, и превращаются в карс, а не в вулхов. Надо же!

— Самир, — спросил я, — а почему ты помогаешь оборотням? Ведь это не свойственно настоящим людям.

Седой совершенно не изменился в лице.

— Если ты убедишь меня, что анхайры и мадхеты чем-то хуже людей, я обещаю задуматься над этим.

М-да. Ну и ответ! Чем-то речи Самира напоминали мне туманные, полные ускользающего смысла, слова чародеев. Того же Лю. Хотя Самир такой необычный лекарь, что его давно считали кем-то сродни чародеям. Те считали, кто знал, разумеется. И не думаю, что сильно ошибались при этом.

Ладно. Его появление на нашем пути явно не случайно. Что же ему нужно? Или он просто явился, чтоб вылечить меня? Но второе породило бы массу новых вопросов. Например, откуда он знал, где меня искать? Откуда знал, что я ранен? И вообще — зачем ему лечить какого-то анхайра, едва не прирезанного джерхи-где в Диких землях невесть откуда взявшимися там же хорингами?

— Меня послал Лю, — сказал Самир, одним ударом вдребезги разбивая все мои догадки. Как всегда, мелкая деталь, но она объясняла всё. Действительно всё. Лекаря послал Лю.

Из-за горбатого холма, похожего на гигантский муравейник, неспешно вышел навьюченный Ветер, тихо вминая копытами в траву округлые следы. Мой… то есть, наш конь здесь. Значит, и карса где-то рядом. Спутник-Тури. Ни разу ещё мною не виденный, но, несомненно, прекрасный малый. Вчера я оставил тебя в трудном положении…

Я снова вспомнил хорингов и продажного Гасда-отшельника. Тури сумел выкрутиться, раз мы оба живы и относительно целы, и благополучно перевалили через гряду. Но где карса? Или… она вовсе не жива, как я считаю?

— Где карса? — с тревогой спросил я, с ужасом ожидая услышать что-нибудь страшное. Например: «Твой спутник мёртв, Моран, но тебе предстоит…». Или: «Увы, друг мой, все мы смертны, даже оборотни…»

— Здесь, неподалёку, — ответил Самир. — Я отослал её, чтоб не мешала лечению.

У меня гора с плеч свалилась. Слава всем в мире добрым диннам-хранительницам, Тури жив!

Когда я понял, что мой спутник — оборотень, я почувствовал холодную готовность перегрызть за него глотку кому угодно. Даже не знаю, почему именно почувствовал. Вулх, наверное, не задавался подобными вопросами. Перегрыз бы, и дело с концом. Но моя человеческая половина по привычке искала ответы даже там, где ответы были не нужны. Где стоило просто довериться безошибочным инстинктам вулха, которые жили во мне и синим днём тоже.

— Ближайшие пересветы, — сказал Самир, задумчиво глядя в синее-синее утреннее небо, — вам с Тури лучше бы держаться друг от друга подальше. Расходиться перед самым закатом… а после восхода другого солнца вновь пускаться в путь. Вместе.

— Зачем нам расходиться? — не понял я.

— В вас пробуждается память зверя. Это опасно. К тому же, карса и вулх — извечные враги. Лучше им не видеть друг друга, а когда наступают Смутные дни, это становится возможным.

— Мы уже шес… двенадцатый день идём вместе. И прекрасно ладим.

— Все эти дни, — холодно сказал Самир, — идут не вулх с карсой, а Тури с вулхом или Моран с карсой. Это не одно и тоже, если ты ещё не понял.

М-да. Теперь я понял. Мы можем прекрасно ладить — человек со зверем в любом сочетании. Но вот поладит ли зверь со зверем, да не просто со зверем, а со старым, от рождения мира, кровным врагом?

Стоп. Но если не исключена возможность встречи двух зверей… Значит… И Моран может встретиться с Тури! Ненадолго, наверное, но может!

Эта мысль вышибла у меня на лбу несколько бисеринок пота. Хотя ничего страшного в ней, конечно, не содержалось.

Тьма! И ещё раз Тьма!

Я начинал понимать, почему близящиеся Смутные дни назвали Смутными. Потому что чем они ближе, тем сильнее мутнеет в башке! У меня, по крайней мере, здорово мутнеет. До полной непрозрачности.

— Мастер Лю ещё что-нибудь передавал для нас? — вежливо спросил я Самира.

— Больше — ничего. Не опоздайте в У-Наринну.

Я огляделся. На востоке темнел лиловый язык ущелья. На западе, за холмом, лежала сырая округлая низина.