Мне вдруг стало себя жалко. По-настоящему жалко, чуть не до слёз, даже в носу защипало. Тёмное небо, ну и утречко выдалось! С самого пересвета мне не то, что в кустики сходить не давали — не было времени даже задуматься, хочу ли я это сделать!
Сначала этот покойный придурок Цука, упокой его Тьма, вынюхал древесную дыню в моей поклаже и пристал с дурацкими вопросами. Интересно ему, видите ли, не купалась ли я в реке. Ясно же, что для отвода глаз спрашивал, а сам так и косил на мой двумех — и глазом, и носом.
Постой-постой! Как-то он странно спрашивал… Думай, голова — косичку заплету, как говаривал старина Унди. Ага, вот оно. «Неужели ты купалась в этой реке, госпожа?» В этой реке. С явным намёком, что эта река отличается от остальных.
Выходит, Цука знал, что эта река и есть Запретная?
Выходит, это действительно Запретная река?!
Джерхи тебя забери, покойничек, мог бы и предупредить по старому знакомству. Да, видно, запах плодов многодрева отбил у Цуки все соображения, кроме одного — заполучить драгоценное лакомство. Кажется, он надеялся, что неприятности Запретной реки затронут только меня и не коснутся его. И зря надеялся.
Я вдруг почувствовала, что меня клонит в сон — несмотря на тряску, несмотря на боль в голове и во всём теле. Странно, ведь я вообще очень редко сплю. Тело оборотня в момент превращения стряхивает с себя и болезни, и усталость. Похоже, я переутомилась от мыслительной работы. Даже проклятая неровная тряска стала представляться мне мягким усыпляющим укачиванием.
Последняя мысль, которая оказалась непосильной для бодрствующего сознания и погрузила меня в сон, была: если колдун и впрямь обретался неподалёку, куда же он делся?
Проснулась я свежей и бодрой. Голову словно проветрили и вымели из неё весь хлам. Ни боли, ни лишних мыслей.
Я вспомнила свои попытки «идти на север и юг одновременно» и ужаснулась задним числом. Мда-а, крепко меня приложили по голове там, на берегу. Если у кого-то мысли всегда ходят такими кривыми дорожками, при этом наступая друг другу на пятки, то он за всю жизнь ничего путного не придумает. А всего-то и нужно в любом деле выделить главное и второстепенное.
Страшная сказка про Запретную реку — это второстепенное.
А главное то, что неизвестные люди связали меня и несут неизвестно куда. Я поискала взглядом сквозь кроны деревьев красный шар Четтана. Судя по тому, как припекало даже здесь, в лесу, утро давно успело стать днём. И день этот выдался жарким. А несли меня на запад. На запад — это хорошо, туда мне и нужно. Только без мешка и в другой компании.
Я облизнула пересохшие губы. Пить хотелось зверски… хорошее слово. Уж кто-кто, а я имею полное право на зверские желания. Даже когда я человек.
— Эй, вы! — хрипло, но громко сказала я. — Воды дайте!
Признаться, я ожидала, что на мою просьбу не обратят внимания. Но носильщики остановились. Ко мне приблизился высокий человек с замкнутым и властным лицом. Его лицо свидетельствовало о высоком ранге больше, чем толстая серебряная цепь на шее. Он молча взял меня за подбородок и приложил к губам тыквенную флягу с водой. Прекрасно! Есть только две вещи, которые не зазорно принять от врага — его жизнь и воду для поддержания жизни собственной.
Впрочем, я пока не считала этих людей врагами, только противниками. Звание врага ещё надо заслужить.
Высокий мужчина с цепью терпеливо дождался, пока я осушу флягу, и дал знак сменившимся носильщикам. Я снова закачалась на жердях, как подвешенный к балке окорок.
— Есть я тоже хочу, — сердито сказала я. — И гадить. И вообще — развяжите меня! Куда вы меня несёте?
Высокий мужчина почти улыбнулся мне. Почти. Губы его не дрогнули, зато в глазах вспыхнули искорки. И он не вернулся на прежнее место в колонне, а пошёл дальше рядом со мной — благо, дорога стала заметно шире.
— Придётся потерпеть до города, — сказал он вполне дружелюбно. — Это уже близко.
Город? В Диких землях?!
— Зачем вы меня туда везёте?
Мужчина пожал плечами. Искорки в его глазах погасли.
— Твой хозяин мёртв, — проронил он, — и теперь тебя купит кто-нибудь другой. Стража реки убивает только свободных людей.
Тёмное небо! Я на какой-то миг просто потеряла дар речи. Откуда он знает, что Беш мёртв? Ссылка на мёртвого хозяина настолько ошеломила меня, что замечание насчёт свободных людей не сразу до меня дошло.
— Так вы решили, что я рабыня?!
Высокий мужчина посмотрел на меня — на этот раз даже без тени улыбки — и молча притронулся пальцем к ошейнику у меня на шее, выступающему над завязками мешка. А потом отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Теперь я поняла всё, только не знала — злиться мне или радоваться. Поскольку на мне был ошейник, меня приняли за рабыню. И по каким-то неизвестным мне соображениям убивать не стали. А свободного охотника Цуку прикончили первой же стрелой. Именно его мой собеседник счёл моим хозяином — его, а вовсе не Беша, который, надо полагать, уже покоится на айетотском кладбище.
Выходит, магический ошейник спас мне жизнь — правда, каким-то совершенно не магическим путём. Но всё равно спасибо.
Я попыталась вообразить, что меня ждёт в этом незнакомом городе и как я буду из него выбираться. Положение раба я себе представляла довольно смутно — в основном, по рассказам северян. В наших краях рабов не держали. Не знаю, почему. Может быть, потому, что в большом городе на перекрёстке торговых путей нетрудно сбежать от хозяина, покинуть город и затеряться среди путников. Не то, что в северных крепостях, где населения меньше, чем у нас в любой деревне. Да и дороги в окрестностях Айетота не столь опасны, как на севере — крепкий мужчина может путешествовать и в одиночку.