— А куда пойдём? — азартно спросил корневик.
— Постой, постой… — Моран вдруг принюхался. — От тебя почему пивом несёт? Ты, пень с ушами, откуда пиво взял?
— Да я… — Корняга застеснялся.
— Два, — коротко сказал Моран.
— В дупло спрятал! — выпалил Корняга. — От самой Сунарры берёг! Уж сколько раз выпить хотелось, но я… хочешь глоточек, Одинец?
— Моран я, — мрачно сказал анхайр и неожиданно ухмыльнулся. — Ладно, давай пива.
Он обернулся к чародею.
— Понимаешь, вот вы сейчас такое говорите, что можно подумать — всё теперь будет хорошо. Всегда. А я такого не люблю. Потому что так не бывает. Никогда и никому не удавалось сделать всё так, как хотелось бы — не можем мы быть вместе, не будем мы счастливы вечно, понимаешь?
— Я буду, — уверенно сказала Тури.
— Нам с тобой была не судьба встретиться. Мы не могли быть вместе. И в этом была правда, настоящая правда. Жестокая и противная. Потому что жизнь такая. А сейчас мы рядом, но так не бывает. Нас кто-то обманывает. И чем дольше мы будем оставаться обманутыми, тем страшнее будет расплата.
— Ага, — сказал Ассанг. — А правда в том, что вот теперь мы вместе, и ты влюбишься в Тури, и будешь с ней, и я влюблюсь в неё, и мы с тобой поссоримся, и ты захочешь убить меня, а я искалечу тебя заклятием; и ты будешь лежать в своей берлоге окровавленный и озлобленный, и никто не принесёт тебе, умирающему от голода, кусок хлеба; потому что Корняга украдёт твои деньги и сбежит в Хадас, где его сожгут пьяные бродяги; а Халимор просто уйдёт, потому что ему на тебя плевать, он начнёт собирать силы для Возрождения хорингов, но его убьют Чистые братья; а я брошу Тури в Дибале, где ей придётся торговать собой, чтобы выжить; она потеряет все зубы, получая оплеухи вместо денег, однажды не выдержит и убьёт клиента, а когда через четырнадцать кругов выйдет из подземной тюрьмы — найдёт меня и убьёт. Броском отравленного гурунарского ножа. Это будет последнее, что останется у неё от нашего путешествия. Так похоже на жизнь, Моран?
— Так — похоже, — мрачно сказал Моран и сразу светло улыбнулся из под насупленных бровей. — Да ладно, чего вы… Трудно переделывать себя.
— И не надо, — голос Халимора звучал, как шелест пересветного ветерка. — Оставайся собой истинным. Только это ещё труднее…
— Кстати, о ножах, — Моран хлопнул себя по лбу и ловко, словно фокусник, извлёк из-под плаща гурунарский метательный нож.
— Держи, госпожа Тури… Ты умело ими пользовалась. Так что один теперь — твой.
И он протянул узкую полоску металла рыжей девчонке. Метательный нож. Тот, что получше.
— Когда ты его подобрать успел? — спросила Тури растерянно. Похоже, ей никто и никогда не делал подарков. — Спасибо, Моран.
— Пожалуйста. Если не свидимся больше — может, вспомнишь.
Тури жёстко взглянула на анхайра.
— Что значит — не свидимся?
— Я не верю в сказки, Тури, — тихо сказал Моран. — Всё-таки не верю. Я хотел бы, чтоб ты была рядом… Но мы разные. И принадлежим разным мирам. Всё, что я могу тебе обещать — это помнить.
— Ну, ладно, — нарочито громко сказал Ассанг. — Вы тут разбирайтесь, а у меня ещё дела есть… Ветер! — ещё громче позвал он.
Вороной красавец неспешно подошёл к нему, аккуратно ставя копыта между камней, и ткнулся мягким губами в ладонь.
— Пришло время вам расстаться, мальчики, — негромко сказал Ассанг.
— Спасибо, Ветер. Прощай — или до свиданья?
Громкое ржание эхом отразилось от дольменов. Ветер взвился в свечу — и в то же время остался неподвижным. Только тот конь, что отступал сейчас по осыпи на задних ногах, был рыже-коричневым, а стоящий смирно — белоснежным.
— О как! — поражённо сказал Моран, оглядываясь.
Рыжий конь опустился на все четыре копыта и сделал ещё один шаг в сторону. И в то же время не сделал его. То есть гнедой — сделал, а соловый — нет…
Три коня стояли рядом — белый, гнедой и соловый.
— Трое в одном, — Роэн одобрительно кивнул и закашлялся. — Ты хорошо придумал, Ассанг. Это именно то, что нужно было для вашего путешествия.
— Вот почему он был такой неутомимый, — понимающе прошептала Тури.
— Вот почему он жрал за троих… — пробормотал Моран.
— Лови, — Ассанг бросил Морану повод белого. — Его зовут Снежок. Тебе понравится.
— А мне — вот этот! — возбуждённо завопила Тури, бросаясь к соловому. — Как его зовут?
— Его зовут Чоб, — сказал маг. — Только тебе он не достанется. Если Халимор всё-таки отправится с нами, Чоба возьмёт он. А я уж на Дарахе… хотя вообще-то я старый, мне быстро ездить нельзя…
— А как же я? — обиженно сказала Тури, тряхнув рыжей гривой.
— А ты побежишь рядом, карса, — строгим голосом сказал Ассанг. — Ты ведь ничего ещё не умеешь, Тури. Сейчас сила Трона окончательно покинет тебя, и ты станешь карсой, потому что в небе Меар. Ещё много-много кругов тебе придётся учиться, чтобы задерживать преображение хотя бы на час — я уж не говорю на день.
— О! Теперь верю, — Моран повернулся к Роэну. — Ну что, братья-хоринги, отпускаете с нами Халимора?
Роэн улыбнулся, как умели только хоринги — и как улыбаются взрослые детям, задавшим детский вопрос, на который не ответить однозначно.
— Ты неверно подобрал слово, Моран. Не отпускаем. Посылаем.
Моран вопросительно взглянул сначала на Роэна, потом на молодого хоринга, ставшего от улыбки особенно бледным.
— Теперь и у народа хорингов есть дела за Юбеном. Халимор будет первым. Куда ты идёшь, в Дренгерт?
— Вряд ли… — проворчал Моран. — Лучше в Риву.