— Так что отвечать на твой вопрос нет смысла.
Я усмехнулся. И полез в кошель.
— Держи, — я бросил в пыль под ногами не три, а целых пять монет. Потом подумал, нагнулся, поднял их, очистил от пыли и протянул старику.
— Пять монет — совсем небольшая плата за тепло и свет в собственной душе, — сказал я. — Спасибо, старик. И извини, если я тебя напугал.
Карлик шмыгнул носом, принимая монеты в коричневую ладонь, и какое-то время мне казалось, что он вот-вот бросится к своему любимому камню и исчезнет. Но он остался на месте.
— И тебе спасибо, Моран… Признаться, ты меня удивил.
Удивил! Надо же!
Умение насылать мороки, навеянные памятью того, на кого они насылаются — не редкость. Любой захудалый чародей это сможет. Даже неотёсанная деревенщина, даже самоучка. И я прекрасно сознавал, что Жош был не настоящий, а такой, каким я его себе представляю. Так что, если говорить грубо и коротко, бородач-карлик меня надул, как опытный рыночный кидала купца-простофилю.
Но только я-то твёрдо знал: неважно, кто произнёс слова истины. Важна сама истина. Так получилось, что старик сослужил мне добрую службу.
К тому же… Дать одинокому старику пяток монет, если у меня их… э-э-э… сто тридцать семь, кажется — не это ли первый лучик света в моём личном Каменном лесу?
Корняга глядел на меня, словно на умалишённого. Но благоразумно молчал.
А я заново увязал двумех, вскочил в седло, и помахал карлику на прощание ладонью.
— Бывай, старик. Ещё раз спасибо.
До самого пересвета я пребывал в смутном состоянии — не то заново переживал встречу с Жошем, не то бесцельно блуждал по глухим закоулкам сознания, пытаясь понять, почему там так темно и пыльно. Карса без определённой цели шныряла вокруг, и отчего-то не охотилась, хотя могла бы. Корняга что-то почуял и притих на плече, даже не ныл, что вечером нечего будет жрать. И ладно. Не хотелось мне сейчас на него орать. И драться ни с кем не хотелось. Да и есть тоже.
Вечером, незадолго до заката, я развёл костёр. Свет, так свет. Хотя, это моим синим утром бывает темно, а сейчас мрак не успеет опуститься, наоборот, отступит перед сиянием сразу двух светил. Только тени обретут необычный фиолетовый оттенок.
Когда Четтан метнул из-за горизонта первые красные стрелы, я забылся, исполненный надежды, что с сегодняшнего дня в каменных потёмках моей души с каждым пересветом будет прибавляться тепла и света.
Я пришла в себя после короткого забытья и с трудом поднялась на ноги. Косые лучи утреннего Четтана освещали пологий склон, усыпанный каменным крошевом. Не успела я сделать и пары шагов к сложенной близ прогоревшего костра одежде, как острый осколок камня впился мне в подошву. Я помянула джерхов, дохромала до одежды и уселась на неё, чтобы вытащить занозу.
Маленький осколочек, окрашенный моей кровью, полетел в золу. А я осталась сидеть на кожаном свёртке, не в силах подняться. Значит, именно так и чувствуют себя люди? Причём всю жизнь. Тьма, как же они живут-то вообще?
Так, видно, и живут. В смысле — хреново.
Вчерашний синий день я помнила почти весь. И непривычная память придавила меня тяжким грузом. Голова казалась разбухшей и мягкой, как варёная тыква, и мысли в ней бродили бестолковые и невнятные. Кажется, прошлым — или позапрошлым? — красным днём я задавалась вопросом, какие неприятности свалятся на мою голову вместе с полным обретением памяти. Ну, вот и ответ.
Оказывается, помнить всё — это очень утомительно. И очень непросто нести ответственность за все свои поступки. Раньше я всегда знала, что у меня есть второе «я», Карса, которая распоряжается моей — нашей — жизнью наравне со мной. На пути к У-Наринне мы с Карсой сначала встретилась, как два сознания, два разных «я» внутри одного тела. А затем слились воедино. И теперь Карсы рядом со мной нет, потому что она — во мне.
Хотя мои повадки, пристрастия и даже мысли слегка меняются в зависимости от того, в каком из обликов — человеческом или зверином — я нахожусь, сознание у меня одно. Одно «я». И это «я» вот-вот станет осознавать и помнить себя непрерывно. Лишь мимолётно отвлекаясь на такую мелочь, как пересвет.
Тьма и демоны! Да я этого просто не выдержу. Лю, что ты наделал? Я же умом двинусь от такой жизни!
Я сердито лизнула пальцы, перепачканные кровью из ранки на ступне, и потёрла их друг о друга.
Наверное, всё не так страшно. Это с непривычки у меня голова пухнет. Привыкну, и перестанет. Ведь люди и в самом деле живут именно так. И сознание у них одно, и память непрерывная…
Только вот я по-прежнему не человек. Даже в большей степени не человек, чем раньше, потому что стала больше понимать и уметь такого, что человеку недоступно.
Я с раннего детства знала: даже красным днём, в человеческом облике, я не принадлежу к людям. Потому что не помню ничего про синие дни. Потому что почти не сплю. Потому что на меня и красным днём смотрят, как на опасного зверя. Ну, о таких сложностях, как два «я» в одном теле, я по ту сторону Юбена не задумывалась…
Ага, вот и подсказка. Сон! Люди, в отличие от меня, спят часто и помногу. Может, сон — это не только отдых тела, как мне всегда казалось? А ещё и способ прервать на несколько часов линию существования своего «я». Перестать быть собой. Вообще ненадолго перестать быть.
Тогда понятно, почему мне до сих пор не был нужен сон. Тело сбрасывает с себя усталость в момент превращения, а разрозненные половины моей личности раньше спали по очереди. Причём спали немеряно, целыми днями.